Юрий Кларов - Черный треугольник (Розыск - 1)
- Тоже не дам.
Он вздохнул:
- Строгий вы начальник.
- Какой уж есть.
- Да я не с обиды, так. С нами без строгости никак нельзя, балуем мы без строгости. Мой папаша, царствие ему небесное, любил говорить: "Такого из омута вытащишь, а он за то с тебя на водку попросит". Смекалистый был у меня папаша, дока. И в камнях и в человеках толк знал. - Приоткрыв узкой щелью рот, он тихо засмеялся. Умоляюще попросил: - На одну понюшку, а?
- Нет.
- С ноготок?
- Нет.
- Не могу я без марафеты, господин начальник.
- Кокаин не хлеб.
- Это как для кого. Заместо хлеба в голодные годы лебеду ели, а марафету ничем не заменишь.
Я достал из сейфа изъятые при облавах стразы, разложил их на столе:
- Узнаете?
- Будто узнаю.
- Чья работа?
- Вы же знаете.
- А все же?
- Известно чья - моя.
- А кто вам заказывал стразы?
- Никто не заказывал. Сделал - продал.
- Эти стразы - копии драгоценных камней, похищенных в патриаршей ризнице.
- Что ж с того?
- Подробного описания этих камней не было. Следовательно, вы видели и держали в своих руках бриллианты и рубины, которые имитировали. Так?
- Нет.
- А как же?
- Я копии со стразов делал, - сказал Дублет.
- Допустим, что так. Тогда вам придется ответить на другой вопрос: кто вам дал стразы, с которых вы делали копии?
Не ответить он не мог. Кого же он назовет? Дублет выбрал не самый лучший для себя вариант...
- Пушок.
- Кто? - переспросил я.
- Пушков Иван Федорович. Он мне дал стразы.
- Вы в этом уверены?
- Как было, так и было. А верить иль не верить - дело уж ваше. Дал мне Пушок и говорит: "Сделай, говорит, Леша, такие же, чтоб не отличить". Вот я и сделал...
- Так и писать?
- Так и пишите.
- Хорошо. Записал. А теперь следующий вопрос. Хорошо вам известный владелец ювелирного магазина в Верхних торговых рядах Глазуков рассказал мне, что вы недавно продали ему жемчуг.
- Жемчужные стразы?
- Нет, не стразы, а жемчуг. Вы продали ему за две с половиной тысячи золотых рублей тридцать семь жемчужин, в том числе черную парагону и две кокосовые жемчужины грушевидной формы. Вспомнили? А то, если забыли, я могу пригласить сюда Глазукова и его приказчиков. Они освежат вашу память. Распорядиться?
- Да чего уж тут... - сказал Дублет. - Я не отпираюсь - продал.
- Так вот. Все эти жемчужины были изъяты у Глазукова и изучены специалистами. Специалисты дали заключение, что черная парагона украшала митру патриарха Никона, которая хранилась в ризнице, а кокосовые жемчужины были вделаны в золотую звезду Екатерины II из той же патриаршей ризницы.
Дублет поежился. Дряблая кожа на его скулах обвисла. Он молчал.
- Что скажете?
- А что говорить-то? По-вашему выходит, что ризницу я брал, что ли?
- Вам лучше знать.
- Не брал я ризницу...
- А кто "брал"?
- Не знаю.
- Незнайка на печи лежит, а знайку на веревочке ведут, так, что ли?
- Да уж на печи у вас не полежишь, - окрысился он. - Было бы место на нарах...
- Как у вас оказался краденый жемчуг, который вы продали Глазукову, тоже не знаете?
Дублет облизнул сухие губы. Начав оговаривать Пушкова, он должен был продолжить это неблаговидное и неумное дело.
- Ну?
- Пушок дал, - выдавил он из себя.
- Подарок ко дню ангела?
- Не подарок... Он мне жемчугом за стразы уплатил.
- Так и запишем: "В качестве оплаты за стразы я получил от гражданина Пушкова тридцать семь жемчужин, украденных из Московской патриаршей ризницы. Вышеуказанные жемчужины были затем мною проданы гражданину Глазукову, владельцу ювелирного магазина в Верхних торговых рядах. Записано с моих слов правильно". Распишитесь. - Он поставил свою подпись.
Больше мне от Воловина пока ничего не требовалось. Оставив его в кабинете под присмотром милиционера, я, захватив только что подписанный им протокол, отправился к Борину, который снимал допрос с Пушкова.
В отличие от матроса Борин не был новичком в сыскном деле, но с барыгой у него тоже не ладилось. "Вышеозначенный" добросовестно придерживался своего прежнего амплуа, только старался не переигрывать. Теперь режиссура спектакля, кажется, вполне могла перейти в наши руки...
Посмотрев последнюю страницу протокола допроса Воловина, Борин сразу же сообразил, чего я хочу. Он усмехнулся и едва заметно кивнул мне: все понял, Леонид Борисович. Только не пропустите свой выход.
- Значит, Дублет осознал, что выгораживать преступника ему ни к чему? Похвально. Весьма похвально. Достойный молодой человек. - Уши "вышеозначенного" дрогнули, а нимб вокруг лысины потускнел. "Вышеозначенный" чувствовал, что произошло что-то, имеющее к нему прямое отношение. Но что именно? - Ну что ж, любезнейший, - обратился Борин к Пушкову, - правду вы говорить не желаете, а ложь мне слушать надоело...
- Да я как на духу, как отцу родному!
- Полноте, полноте, - поморщился Борин. - После того как Воловин вас изобличил, наша беседа - пустая трата времени. Увольте, уши вянут...
- Это в чем же он меня изобличил? - привскочил на стуле барыга.
- Будто не знаете? Бросьте валять дурака, Пушков! Надоело.
- Не в чем меня изобличать!
- Хватит, хватит, любезнейший. Вы совершили тягчайшее преступление против закона и понесете за него кару.
- Преступление? - тонким голосом спросил барыга.
- Да-с, преступление, - подтвердил Борин и подал знак конвоиру: Уведите его.
Тут предполагался мой выход.
- Минуту, Петр Петрович, - сказал я. - Гражданин Пушков имеет право знать, в чем его обвиняют.
- Он это знает лучше нас с вами, Леонид Борисович.
- И все же я попрошу вас частично ознакомить его с показаниями Воловина.
- Пустое, Леонид Борисович!
- Не могу с вами согласиться.
- Ну, ежели вы настаиваете...
- Настаиваю.
Борин с видимой неохотой остановил конвоира, который подошел к Пушкову.
- Не смею перечить, Леонид Борисович.
В любительских спектаклях я никогда не участвовал, но у меня создалось впечатление, что водевиль сыгран неплохо.
Прочитав последнюю страницу протокола допроса Воловина, "вышеозначенный" посерел.
- Это на что же он намекает, товарищ революционный начальник, а?! К стенке меня хотит поставить? Шесть безвинных младенцев на сиротство обречь? - завопил он.
- Кто в том виноват, Пушков? Вы знали, на что шли, - сказал, я, а Борин нравоучительно дополнил:
- Шила в мешке не утаишь.
- Брехня! - взвизгнул барыга.
- Что брехня?
- Все, все! Брешет Дублет!
- Зачем же ему лгать? - удивился я.
Пушков затравленно огляделся. Тихо, почти шепотом сказал:
- А затем, чтоб Никиту Африкановича Махова покрыть. Потому как жемчуг тот он с его щедрот получил.
Мы с Бориным переглянулись.
- То есть вы утверждаете, что эти тридцать семь жемчужин Воловину дал Махов?
- Утверждаю.
- А почему, собственно, - спросил я, - мы должны верить вам, а не Воловину?
- А потому, товарищ революционный начальник, что мои слова вам гражданин Миша Арставин засвидетельствует, - проникновенно сказал Пушков.
Так впервые в протоколе допроса появилась фамилия "министра финансов и торговли вольного города Хивы" Никиты Африкановича Махова.
Да, оплошал Дублет, оговорив Пушкова. Оплошал!
III
Миша Арставин, нагловатый парень с томными глазами и пухлым ртом, не слишком стремился "засвидетельствовать" слова своего приятеля с Сухаревки. Он бы вообще предпочел оказаться в эти дни подальше от Москвы. Но он был практиком, поэтому понимал, что бессмысленное запирательство к добру не приведет и от "уголовки" можно ожидать еще больших неприятностей, чем от Махова. Поэтому мы с ним вскоре поладили... После перекрестного допроса и очной ставки с Пушковым Арставин подтвердил, что действительно жемчужины отдал Дублету не кто иной, как сам Никита Африканович. И произошло это в присутствии его, Арставина. Дальше дело пошло еще успешней.
Мы провели несколько очных ставок между Пушковым и Арставиным, а затем свели их с Дублетом. Дублет ершился недолго. Под напором осмелевшего от страха "вышеозначенного" и Михаила Арставина он стал сдавать свои и без того шаткие позиции.
Теперь, сопоставляя протоколы допросов, можно было получить некоторое представление об интересующих нас событиях и о той роли, которую играл в них Махов.
Выяснилось, что купеческий сын познакомился с Маховым еще в 1909 году и с тех пор постоянно поддерживал с ним отношения.
Именно Арставин и свел Дублета с Маховым. Махов обласкал Дублета, пригрел и приспособил к делу. Он же дал деньги на оборудование подпольной мастерской по изготовлению фальшивых драгоценностей и подыскал Дублету помощников-мастеров. Продукция мастерской сбывалась через коммивояжеров Махова не только в Москве, но и в других городах: Петербурге, Киеве, Тифлисе, Самаре, Саратове, Владикавказе. В лавке "вышеозначенного" Махов устроил что-то вроде склада подделок (во время обыска мы там обнаружили под полом около трехсот стразов и дублетов, свыше сотни перстней, браслетов и сережек из фальшивого золота).